Миф о "типовом проектировании"

Разговоры о "типовом проектировании" сопровождали развёртывание и функционирование системы массового производства проектно-сметной документации – одного из аспектов прогрессистского постава ХХ столетия, особенно – второй его половины. Смысл этих разговоров (популяризаций, журналистских штампов, квазитеоретических и "прикладных" исследований, безудержного издания норм и методических предписаний, прочей активности) состоял в том, чтобы создать убеждение в причастности прогрессистского поэзиса к мышлению, в т.ч. и прежде всего – к проектному мышлению. Апологеты прогресса очень хотели бы убедить в этом общество, власти и, более всего, самих себя. Ведь сам по себе научно-технический прогресс, при всех его впечатляющих машинах, ракетах и атомных бомбах, не манифестирует никакого наличия мышления, зато оставляет привлекательно пустой мифологическую область, заполняющуюся всяческими культами карго, повериями в действие высшего разума, в мировой заговор и т.п. Но прогресс не только не манифестирует никакой формы мышления, он её и не имеет, поскольку разработка его артефактов обеспечивается особой формой сознания, взращиваемой и воспроизводимой в нём же самом. И сколько бы не именовали адепты прогресса это сознание "научно-технической мыслью" [1], последнее словосочетание остаётся таким же оксюмороном, как и словосочетание "типовое проектирование". Но если указанная "мысль" – всего лишь лестное самоназвание инженерного сознания, то термин "типовое проектирование" гораздо сложнее и тоньше. За ним стоит замысел масштабного очковтирательства, который понадобился в условиях повсеместного сокращения проектной и интеллектуальной воли и воображения и, что то же самое, повсеместного увеличения производственной и функционарной активности. Центральный регион "типового проектирования" – массовая индустриальная застройка – является наилучшей иллюстрацией лавинообразного развёртывания этих параллельных и взаимосвязанных процессов сокращения одного и увеличения другого. "Типовое проектирование" – цинично сконструированный миф (миф не проектного, а социального характера, заметим, чтобы не оказаться неверно понятыми), подконтрольно заполняющий мифологическую пустоту научно-технического прогресса. При этом он решал две связанные, но различные задачи: создавал иллюзию тотального замысла, в котором нет пустых или забытых мест, но есть фон или ткань повседневности. Решающий момент состоит в том, что это ткань, причастная проектному мышлению – тому самому, намекал этот миф, которое порождает и великолепные цветы на серо-зелёном фоне, яркие бантики на ткани. Тем самым умело стирался из восприятия тот факт, что цветы и бантики – ядерные боеголовки, спутники, суперкомпьютеры и прочая никому не нужная и мало кем видимая продукция, расположена где-то на грани или за гранью существования, а серо-зелёная продукция – действительность, которая претендует на статус среды обитания каждого. И вторая задача – латентное вменение здравосмысленного мнения (которое само вполне в духе инженерного сознания и логики НТП), что, мол, сами понимаете, тратить на фон, на серую ткань повседневности ценные ресурсы нашего проектного мышления было бы неэффективно и неэкономично, но мы выделили туда одно из наших подразделений, сформированное по самым строгим научным законам и укомплектованное лучшими кадрами – "типовое проектирование". Это не просто проектирование, а такое, которому поручено распространить силу проектности повсеместно, а значит экономично, рационально, с заботой о людях. Наиболее горячие головы в приступе прогрессистского энтузиазма и вовсе утверждали, что "типовое проектирование" – высшая и самая развитая форма проектирования. Следы этого энтузиазма, пожалуй, ещё можно найти в профессиональной и популярной прессе совсем недавнего прошлого. Но обвал затеи не заставил себя долго ждать. И хотя "практика" "типового проектирования" охватывала не только массовое жилищное строительство, но и общественные здания (школы, детские сады, больницы и пр.), промышленные и военные здания и сооружения, объекты транспортной инфраструктуры, а в дизайне – типовое оборудование, мебель и т.п., её аффекты проявились преимущественно в области жилищного строительства и жилой среды в целом. 

Наиболее очевидный аспект "типового проектирования" – его милитарный уклон. "Типовое проектирование" – ширма, за которой можно с серьёзным видом продвигать решения любой степени убогости и любые плоды экономии, освобождая ресурсы для гонки вооружений. Сказанное не должно восприниматься как некий штамп дискурса против тоталитаризма и иже с ним: мы лишь стремимся точно указать цели и экономику той системы принятия решений, в которой возникла идея "типового проектирования", которой она исключительно только и принадлежит, каков бы ни был политико-идеологический строй в стране, где это происходит. Едва ли не все страны мира отдали этой идее дань. Нельзя не обратить внимание: как только милитаристская машина НТП начинает давать что-то ещё и людям, отдавать остатки со своего стола в виде бытовых компьютеров, электроники, другой высокотехнологичной продукции, тут же и уменьшается объём "типового проектирования", оно выходит из моды, его продукты переходят в разряд непрестижных, и процесс этот имеет только одну перспективу, понятно какую: индивидуацию среды, включая и дизайн, и архитектуру жилища. На этом пути и происходило освобождение от морока "типового проектирования"; кое-где оно сопровождалось ещё и социальной, и культурологической критикой, активными протестами пользователей и вялым саботажем проектировщиков. Но вернёмся к нашему серому "герою".

"Типовое проектирование" неуклонно создаёт условия деградации среды обитания человека, дегуманизации общества и расчеловечивания людей. Оно латентно, но воочию и постоянно навязывает представление о том, что гражданская жизнь не только второсортна, но и временна, что она имеет место на обочине базовых процессов производства, побед и уничтожений, завоеваний и соревнований. Вообще, говорит нам "типовое проектирование", жизнь проходит не здесь, а где-то в других местах, где и индивидуации побольше. "Типовое проектирование", таким образом, распространяет вовсе не проектность, но всеобщую апатию; оно и его рецидивы – главный виновник "безместности" (placelessness) пространств обитания человека сегодня. Спросим себя со всей строгостью и ответственностью: чего стоят вопросы о Dasein или присутствии на фоне планетарного распространения "типового проектирования"?! 

Если попытаться всё же увидеть за "типовым проектированием" какую-то внятную проектность, какой-то мета- или мега-проект, то таковым можно счесть модернистскую романтику подвига и экстремального, революционный культ экстремизма. Только на фоне таких культов становится возможно пренебрежительное, даже презрительное отношение к повседневности. Становится возможно ленинское "Только не мещанство!" (в то время, когда класс мещан именно и породил полноценную городскую среду – впервые в истории). "Типовое проектирование" – проект уничтожения традиционного города (а заодно и деревни – за счёт стирания различия). Пространства пребывания людей отныне должны быть лишены излишеств, должны быть, по сути, казармами или спальными местами, своей монотонностью дающими отдых от боевых или трудовых подвигов. Мега-проекту, стоящему за решением использовать "типовое проектирование" как одно из средств, город не нужен, не интересен и непонятен. При этом, "типовое проектирование" – то, что уже в 1930-е годы объединяет т.н. урбанистов и т.н. дезурбанистов – и те, и другие спорили лишь об оптимальной степени концентрации типового жилья в равнодушном пространстве. Подлинный проект всегда имеет антропологическое измерение, и вот мега-проект, который мы здесь гипотетически восстанавливаем, можно считать проектом перевода человечества в полезную биомассу.

Но фантазии о мега-проектах сами сродни грёзам о высших источниках прогресса. Никаким проектированием "типовое проектирование", разумеется, не является. Это – худший вариант "повторного проектирования", его параноидально-депрессивная стадия. В том числе и в смысле антропологических измерений. 

О пагубности "типового проектирования" для архитектурного сознания, для состояния архитектурной деятельности и того, что в этой деятельности ещё почему-то называлось творчеством, сказано и написано много (особенно – в 1980-90-е гг.). Обычно указывают на ограничения для творческой свободы, создаваемые типовой системой, в лучшем случае – на утрату герменевтических способностей, ослабление чуткости и навыка генерирования адекватных решений, воспитание склонности к решениям готовым и стандартизированным. В самом деле, о творчестве в этой системе нельзя говорить не на уровне "привязки" "типового проекта", ни на уровне его разработки в центральном ведомственном институте: и то, и другое, есть выхолощенные конфигурации действия, лишь по сопричастности носящего имя проектного действия. Но обратим внимание на другой, значительно менее субъективный аспект. "Типовое проектирование" называется таковым не только потому, что представляет собою обеспечение производства "типовыми проектами"; его самого обеспечивает развитая типология объектов проектирования, принятая в том или ином виде предметной проектно-производственной деятельности. Такие типологии долго рассматривались в качестве базовых структур организации профессионального знания и деятельности, и подчинённость им тиражей "объектов", обеспечиваемых "типовым проектированием", как нельзя лучше соответствует идеализированному представлению о правильно функционирующей машине профессионального проектирования. На близость однокоренных слов "типовое" (проектирование) и "типология" (объектов проектирования) редко обращают внимание, ведь коннотации их различны, но эта близость неуничтожима и, как и всякое лингвистическое откровение, разоблачительна. Впрочем, это секрет Полишинеля. Речь идет, разумеется, об одних и тех же типах. "Типовое проектирование" служит инженерией (или "инженерным миром", по Г.Г. Копылову) для типологических представлений профессии в эпоху её омассовления, её становления на ноги; служит идеальной моделью для типологической формы организации знания и образования; выступает теоретико-методическим (то есть организационным) основанием для типологически структурированной системы проектно-исследовательских институтов и т.д. и т.п. "Типовое проектирование" реализует типологию, то есть делает её реальностью жизни людей, в то время, как их реальностью могло бы стать иное, а типология без реализации осталась бы безжизненной конструкцией. Или, другими словами, в каждом акте деятельности теперь гарантирована процедура отождествления и подмена уникального и подлинного, но неизвестного – типовым, неподлинным, но известным и хорошо освоенным. Для реализации типологий – предметно организованных абстракций, выстроенных вокруг изолированной "функции" и обрастающих эмпирическими приложениями – трудно создать более подходящий механизм, нежели "типовое проектирование". В частности, этот альянс позволял держать в узде и "нетиповое" проектирование, индивидуальные творческие акты. Можно даже предположить с известной долей иронии, но отнюдь не без оснований, что каждый "типовой проект" замышлялся в соответствующем ЦНИИЭПе в состоянии демиургического делания, в интенции "дать школу", "дать жилую секцию", "дать кинотеатр" и т.д., то есть каждый "типовой проект" замышлялся как идеальное воплощение соответствующего – почти платоновского – типа. Трудно представить более далёкую от проектирования, более бессмысленную и пагубную деятельность. Такая деятельность могла бы иметь протопроектный смысл на заре практики сознательного полагания идеалов, в глубокой древности, но считать её высшим достижением современного проектирования, пусть бы и в вариации, например, 1970-х гг., можно лишь при очень страстном, но и очень наивном отождествлении проектирования с НТП, да и то понятым в духе политэкономии аскетизма. Для принятия такой активности в качестве нормы требуется тотальная унификация всех вообще сфер жизни - труда, быта, образования, отдыха... И такая унификация развёртывалась, она и доныне не канула в Лету. "Типовое проектирование" есть всего лишь инструмент этой политики, корни же её тянутся к началу новоевропейской цивилизации. Целые поколения свято верили в миф об эффективности научной организации, рационализации и оптимизации всего на свете, для них проектирование - это и есть индустрия типизации, упорядочивающей мир. К счастью, с тех пор проектирование успело продемонстрировать свою открытую и нетривиальную природу, не позволяющую более принимать подобные отождествления за правду.